Коридор общежития поэтов был узким и длинным, как путь к славе.
В левом его крыле, в угловой комнате жили двое. Они несколько дней не пользовались сливом — лопнула труба.

…Поэт сидел по-турецки на лежанке и зашивал носок. Пришив пальцевую часть подошвы к пяточной, он вдруг обнаружил, что ширина носка значительно превышает его длину. Ходить в таком носке не представлялось возможным.
-Подумаешь! — сказала его жена, поэтесса, чистя картошку. — Можно было носить и без подошвы, как манишку.
— Острячка, блин! Ты лучше состри, зачем этому старому стручку два стишка посвятила?
— Начинается:"… а у тебя, ты вспомни, Зин…"! Ты-то сам! Кто у Вадьки Буськина строчку спер?
— Дура! Это реминисценция!

…Они медленно шли по коридору, держась за ручки наполненного цинкового бачка.
— Эх, блин, — грустно произнес поэт, &mdash